Сейчас общеизвестно, что экономические, монетарные и финансовые угрозы растут и опасным образом взаимодействуют с различными другими социальными, политическими, геополитическими, экологическими, медицинскими и технологическими событиями. И нет оснований полагать, что сегодняшние лидеры смогут справиться с этими растущими рисками.
С момента публикации книги «Мегаугрозы» в октябре 2022 года темы, которые я подчеркивал, стали мейнстримом. Сегодня все признают, что экономические, монетарные и финансовые угрозы растут и опасным образом взаимодействуют с различными другими социальными, политическими, геополитическими, экологическими, медицинскими и технологическими событиями. Таким образом, в декабре 2022 года Financial Times выбрала «поликризис» одним из своих модных словечек года. Можно выбрать другой термин («пермакризис» или «слияние бедствий»), но все более очевидно, что это вопрос не только глобальной экономики, но и выживания человечества.
Как я предупреждал в «Мегаугрозах», «Великая умеренность» (длительный период низкой макроэкономической волатильности после середины 1980-х годов) уступила место «Великой стагфляции». В 2022 году мы стали свидетелями всплеска инфляции в странах с развитой экономикой и развивающихся рынках, резкого замедления глобального роста, которое продолжалось и в 2023 году, а также признаков серьезных долговых проблем в частном и государственном секторах, поскольку центральные банки подняли учетные ставки для стабилизации цен.
Благодаря ужесточению денежно-кредитной политики инфляция снизилась во всем мире; более того, влияние стагфляционных краткосрочных негативных шоков предложения – пандемии, скачка цен на сырьевые товары после вторжения России в Украину и китайской политики «нулевого COVID» – постепенно ослабевает в 2023 году. Но инфляция остается значительно выше 2-го уровня. целевой процент в странах с развитой экономикой, а также дюжина других среднесрочных отрицательных шоков совокупного предложения, обсуждавшихся в «Мегаугрозах», стали серьезнее.
Например, продолжается деглобализация. Все больше стран переходят от свободной торговли к безопасной торговле, а от экономической интеграции к разъединению и «снижению рисков». Решоринг, почти-шоринг и «френд-шоринг» подразумевают компромисс между эффективностью и устойчивостью, при этом глобальные цепочки поставок «точно в срок» заменяются механизмами «на всякий случай».
Старение общества в Европе, Японии и Китае приводит к сокращению предложения рабочей силы в то время, когда иммиграционные ограничения препятствуют потоку рабочей силы из бедных стран в богатые – все это увеличивает затраты на рабочую силу. Изменение климата уже усиливает отсутствие энергетической и продовольственной безопасности, увеличивает затраты на энергию и продукты питания, а мир до сих пор не подготовился к будущим пандемиям.
Кроме того, существуют новые, недооцененные риски, создаваемые кибервойной и дезинформацией, усиленными искусственным интеллектом, а также давние проблемы, такие как нарастающая негативная реакция на растущее имущественное неравенство (что может привести к еще большему повышению заработной платы в налогово-бюджетной политике и поддержке популистов). политики). Наконец, поскольку США все больше полагаются на доллар как на инструмент внешней политики, дедолларизация остается серьезным риском.
Таким образом, несмотря на краткосрочное смягчение потрясений, связанных с COVID, мир по-прежнему сталкивается с серьезными стагфляционными рисками (снижение темпов роста и повышение инфляции), большинство из которых, вероятно, станут сильнее в течение следующего десятилетия.
ВЕЧЕРИНКА ОКОНЧЕНА
Ранее я также предупреждал, что высокие и растущие коэффициенты частного и государственного долга, которые достигли 330% мирового ВВП в 2022 году (420% в странах с развитой экономикой и более 300% – в Китае), знаменуют собой резкий сдвиг по сравнению с периодом до 2021 года, когда долги были больше, но коэффициенты обслуживания долга были ниже. Десятилетие вековой стагнации после мирового финансового кризиса характеризовалось низким ростом совокупного спроса, крупными частными и общественными сбережениями и низким уровнем инвестиций. Медленный экономический рост привел к низким процентным ставкам с поправкой на инфляцию, в то время как почти нулевые или даже отрицательные процентные ставки в сочетании с количественным и кредитным смягчением удерживали номинальные и реальные ставки на очень низком – и зачастую отрицательном – как в краткосрочном, так и в долгосрочном периоде экономического роста. кривая доходности.
Но эта среда легких денег исчезла. Негативные шоки предложения, вызванные пандемией, вместе с ответной на нее политикой стимулирования привели к всплеску инфляции, начавшемуся в 2021 году. Затем центральные банки отреагировали (в конечном итоге) повышением как номинальных, так и реальных ставок. Но при таком высоком коэффициенте частного и государственного долга центральным банкам будет сложно снизить инфляцию до целевого показателя в 2%. Они попали в «долговую ловушку», столкнувшись не только с дилеммой – как достичь инфляции в 2%, не вызывая жесткой экономической посадки – но и с «трилеммой»: как достичь ценовой стабильности, избежав при этом рецессии и финансового кризиса.
События последних месяцев подтвердили, что эта трилемма является серьезной проблемой. Если центральные банки продолжат повышать процентные ставки, чтобы снизить инфляцию до 2%, рецессия и долговые проблемы среди частных и государственных заемщиков с высокой долей заемных средств станут более вероятными. Но если политики откажутся от стабилизации цен, инфляция и инфляционные ожидания могут потерять якорь, вызвав спираль зарплаты и цен.
Пока что центральные банки не моргнули. Но если инфляция останется выше целевого показателя – что кажется вероятным, учитывая высокие темпы роста заработной платы и все еще высокие цены на сырье – они в конечном итоге могут сгибаться, чтобы избежать экономического спада и финансового краха. Тот факт, что они уже приостановили повышение ставок, несмотря на слишком высокую базовую инфляцию (которая исключает волатильность цен на продукты питания и энергоносители), предполагает, что они, возможно, готовятся принять инфляцию выше целевого уровня.
ВОЙНЫ НЕОБХОДИМОСТИ
Помимо негативных шоков совокупного предложения, различные тенденции совокупного спроса также предполагают, что инфляция будет выше. По мере роста дефицита центральные банки в конечном итоге могут быть вынуждены монетизировать государственный долг. А дефицит будет расти, потому что многие ключевые страны участвуют как минимум в шести битвах (включая несколько настоящих войн), которые потребуют более высоких расходов.
Во-первых, сейчас мы находимся в «геополитической депрессии» из-за усиливающегося соперничества между Западом и (молчаливо союзническими) ревизионистскими державами, такими как Китай, Россия, Иран, Северная Корея и Пакистан. Вторжение России в Украину все еще может расшириться и втянуть в НАТО. Израиль – и, возможно, США – находятся на пути к столкновению с Ираном, который находится на пороге обладания ядерным оружием. Военная операция Израиля в секторе Газа в ответ на массовые убийства израильского мирного населения, совершенные Хамасом 7 октября, рискует разжечь пламя более широкого регионального конфликта, который вызовет новый скачок цен на энергоносители. Тем временем США и Китай продолжают спорить по поводу влияния в Азии и судьбы Тайваня. Поскольку США, Европа, НАТО и почти все страны Ближнего Востока и Азии перевооружаются, более высокий уровень расходов на обычное и нетрадиционное оружие (включая ядерное, кибер-, биологическое и химическое) почти гарантирован.
Борьба с изменением климата также будет дорогостоящей. Ожидается, что затраты на смягчение последствий и адаптацию составят триллионы долларов в год в течение следующих десятилетий, и наивно думать, что все эти инвестиции будут стимулировать экономический рост. Представьте себе настоящую войну, которая уничтожает большую часть физического капитала страны. Хотя всплеск инвестиций в реконструкцию может привести к экономическому подъему, страна по-прежнему беднее, поскольку потеряла значительную часть своего богатства. То же самое относится и к климатическим инвестициям. Значительную долю существующего основного капитала придется заменить либо потому, что он устарел, либо потому, что он был разрушен в результате климатических явлений.
Также предстоит дорогостоящая борьба с будущими пандемиями. По ряду причин, в т.ч. климатических, вспышки заболеваний, которые могут перерасти в пандемии, станут более частыми. Независимо от того, будут ли страны инвестировать в профилактику или решать будущие кризисы в области здравоохранения постфактум, более высокие постоянные затраты будут усугублять растущее бремя, связанное со старением общества, платными системами здравоохранения и пенсионными планами. По оценкам, эти необеспеченные неявные обязательства уже сейчас превышают уровень явного госдолга большинства стран с развитой экономикой.
Можно ожидать, что мобилизация, подобная войне, поможет справиться с разрушительными последствиями «глоботики»: сочетания глобализации и автоматизации, угрожающего растущему числу профессий «синих и белых воротничков», включая творческие и управленческие должности. Правительства будут испытывать растущее давление с целью помочь аутсайдерам, посредством схем базового дохода, увеличения финансовых трансфертов или расширения государственных услуг. Эти затраты останутся высокими, даже если автоматизация приведет к резкому экономическому росту. Например, поддержание скудного универсального базового дохода (ББД) в размере 1000 $ в месяц стоило бы США 20% ВВП.
Кроме того, существует связанная с этим борьба с ростом неравенства в доходах и богатстве. Эта битва становится все более актуальной сейчас, когда недуг, от которого страдают молодые люди и многие домохозяйства среднего и рабочего класса, усиливает негативную реакцию против либеральной демократии и капитализма свободного рынка. Чтобы помешать популистским режимам прийти к власти и проводить безрассудную, неустойчивую экономическую политику, либеральным демократиям придется больше тратить на укрепление своих систем социальной защиты – как многие уже делают.
Наконец, титанических усилий потребует управление старением общества. Платные системы здравоохранения и пенсионные системы добавят к явному государственному долгу (который уже достиг уровня 112% ВВП в среднем в странах с развитой экономикой) неявный долг, который часто бывает больше.
Эти битвы необходимы, но они будут дорогостоящими, а экономические и политические ограничения ограничат способность правительств финансировать их за счет более высоких налогов. Отношение налогов к ВВП уже велико в большинстве стран с развитой экономикой, особенно в Европе, а уклонение от уплаты налогов, уклонение от уплаты налогов и арбитраж еще больше осложнят усилия по повышению налогов на высокие доходы и капитал (при условии, что такие меры могут даже пройти мимо лоббистов или получить поддержку). от правоцентристских партий).
ИНФЛЯЦИОННЫЙ НАЛОГ И РАСХОДЫ
Увеличение государственных расходов и трансфертов без соразмерного увеличения налоговых поступлений приведет к тому, что структурный бюджетный дефицит вырастет еще больше, чем он есть сейчас, что потенциально приведет к неустойчивому уровню долга, который увеличит стоимость заимствований и приведет к долговому кризису – с очевидными негативными последствиями для экономики. экономический рост. Конечно, в этих условиях многим странам с формирующимся рынком и развивающимся странам с долгом, выраженным в иностранной валюте, придется объявить дефолт или пройти принудительную реструктуризацию. Но для стран, которые берут займы в своей собственной валюте, целесообразным вариантом будет допустить более высокую инфляцию как средство снижения реальной стоимости долгосрочного номинального долга с фиксированной ставкой.
Этот подход, который действует как налог на вкладчиков и кредиторов и субсидия для заемщиков и должников, затем может быть объединен с другими драконовскими мерами, такими как финансовые репрессии или налоги на капитал. Поскольку многие из этих мер не требуют явного одобрения законодательной или исполнительной власти, они неизбежно становятся путем наименьшего сопротивления, когда дефициты и долги становятся неприемлемыми.
Рынки облигаций уже начали сигнализировать об опасениях по поводу неприемлемого бюджетного дефицита и государственного долга не только в бедных и развивающихся странах, но и в странах с развитой экономикой. Резкий рост ставок по долгосрочным облигациям как в Европе, так и в США указывает, что спрос на них сокращается по мере роста предложения и растущего бюджетного дефицита, центральные банки переходят от QE к QT (количественному ужесточению), инвесторы стремятся к более высоким рискам, а конкуренты США постепенно сокращают свои долларовые резервы. Вероятно, будет еще большее повышательное давление на долгосрочные ставки в США и других странах «Большой десятки», когда Япония начнет нормализовать денежно-кредитную политику и откажется от политики контроля над кривой доходности, которую она использовала для поддержания долгосрочных ставок близких к нулю.
Растет не только номинальная, но и реальная доходность облигаций. В течение десятилетия вековой стагнации реальная долгосрочная доходность была близка к нулю или отрицательной из-за высокого уровня сбережений и низких ставок инвестиций. Но мы вступаем в эпоху отрицательных государственных сбережений (растущий бюджетный дефицит), снижения частных сбережений (вызванного старением населения и замедлением роста доходов) и более высоких норм инвестиций (из-за смягчения последствий изменения климата и адаптации к ним, расходов на инфраструктуру и искусственного интеллекта).
Таким образом, реальные ставки положительны, и они подталкиваются вверх из-за более высоких премий за риск по государственным облигациям по мере роста долга. Некоторые инвестиционные банки сейчас оценивают, что равновесная долгосрочная ставка близка к 2,5%, тогда как недавние академические исследования оценивают ее ближе к 2%. В любом случае номинальная и реальная стоимость капитала в будущем будет значительно выше.
Учитывая совокупные факторы спроса и предложения, способствующие росту инфляции, новый де-факто (хотя и не официальный) целевой показатель инфляции на следующее десятилетие может приблизиться к 4-5%. Но принятие более высокого уровня инфляции может ослабить инфляционные ожидания – как это произошло в 1970-х годах – с серьезными последствиями для экономического роста и доходности финансовых активов.
ПОСЛЕ «ПУЗЫРЯ ВСЕГО»
До 2021 года монетарное, фискальное и кредитное смягчение приводило к завышению оценок практически всего: американских и мировых акций, недвижимости, государственных и корпоративных облигаций; технологические, растущие и венчурные фирмы; и спекулятивные активы, такие как криптовалюты, акции мемов и SPAC (компании по приобретению специального назначения). Когда в 2022 году этот «пузырь всего» лопнул, спекулятивные активы – начиная с венчурных фондов, криптовалют и акций мемов – потеряли гораздо большую ценность, чем традиционные акции.
Но безопасные активы, такие как государственные облигации, также потеряли деньги, поскольку более высокие долгосрочные процентные ставки привели к снижению цен на облигации. Например, рост доходности облигаций в США с 1% до 3,5% в 2022 году подразумевал, что десятилетние казначейские облигации потеряли в цене больше (-20%), чем S&P 500 (-18%). Этот год принес дополнительные потери по долгосрочным облигациям (около -15% в ценовом выражении), поскольку доходность облигаций выросла до 5%. Традиционные модели распределения активов, которые балансируют акции и облигации, таким образом, проиграли на обоих фронтах.
Эта кровавая баня, вероятно, продолжится. При средней инфляции в 5%, а не в 2%, доходность долгосрочных облигаций должна быть ближе к 7,5% (5% для инфляции и 2,5% – для реальной доходности). Но если доходность облигаций вырастет с нынешних 4,5% до 7,5%, это приведет к падению цен как облигаций (на 30%), так и акций (с серьезным медвежьим рынком), поскольку коэффициент дисконтирования дивидендов будет намного выше. Во всем мире потери как держателей облигаций, так и инвесторов в акции могут вырасти до десятков триллионов долларов в течение следующего десятилетия.
Конечно, американские и мировые акции действительно росли в середине 2023 года после медвежьего рынка 2022 года. Но большая часть этого была вызвана небольшой группой акций крупных технологических компаний, которые извлекли выгоду из надежд и ажиотажа вокруг генеративного искусственного интеллекта. Если исключить этих амбициозных игроков, рынки будут почти без изменений.
На протяжении большей части 2023 года инвесторы выдавали желаемое за действительное, надеясь, что центральные банки объявят об окончании цикла повышения ставок. Многие даже делали ставки на снижение ставок в ближайшем будущем. Но устойчивая инфляция разбила эти надежды, вынудив центробанки принять политику «выше и дольше», что, вероятно, приведет к экономическому спаду и дополнительному финансовому напряжению. Прошлым летом и осенью доходность облигаций США выросла с 3,7% до 5%, одновременно с очередной значительной коррекцией американских и мировых акций.
Что касается экономического роста, то еврозона и Великобритания уже находятся в стадии стагфляционной рецессии, а Китай погряз в структурном спаде. Хотя США и избежали рецессии, она все же может оказаться в краткосрочной и поверхностной рецессии, если политика ФРС «выше и дольше» приведет к сохранению повышенной доходности облигаций.
ГЕОПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕПРЕССИЯ
В любом случае риск медвежьего рынка акций носит скорее долгосрочный, чем циклический характер. Если в течение следующего десятилетия материализуется какое-либо количество мегаугроз, их стагфляционное воздействие подорвет акции в среднесрочной перспективе.
Все последние данные свидетельствуют, что «геополитическая депрессия» ухудшается. Вторжение России в Украину переросло в войну на истощение, когда украинцы проводят изнурительное контрнаступление, чтобы вернуть территории, потерянные в 2022 году. В других странах – таких как НАТО – или эскалации с использованием нетрадиционного оружия. Такие сценарии, конечно, повлекут за собой дальнейшие скачки цен на энергоносители и сырьевые товары.
На Ближнем Востоке Иран готов сделать последний шаг от обогащения урана к созданию ядерного оружия. Это ставит Израиль перед судьбоносным выбором: либо принять Иран, обладающий ядерным оружием, и надеяться, что традиционное сдерживание сработает, либо нанести военный удар, который вызовет резкий скачок цен на нефть (помимо всего прочего), что потенциально может привести мировую экономику к кризису и стагфляции. Конфликт между Израилем и Хамасом из-за сектора Газа вполне может перерасти в региональный конфликт с участием Ирана и его ливанской прокси-группы «Хезболла».
В Азии холодная война между США и Китаем становится все холоднее и потенциально может стать горячей, если Китай решит силой воссоединить Тайвань с материком. И пока внимание мира приковано к Украине, Тайваню и сектору Газа, Северная Корея становится все более агрессивной, запуская ракеты над водами вокруг Южной Кореи и Японии.
Из этих рисков самым большим является эскалация китайско-американской холодной войны. После саммита G7 в Хиросиме в мае 2023 года президент США Д. Байден заявил, что ожидает «оттепели» в отношениях с Китаем. Тем не менее, несмотря на некоторые официальные двусторонние встречи, отношения остаются прохладными. Фактически, саммит G7 подтвердил опасения Китая по поводу того, что США проводят стратегию «всеобъемлющего сдерживания, окружения и подавления». В отличие от предыдущих встреч, когда лидеры «Большой семерки» предлагали в основном разговоры и мало действий, саммит в Хиросиме, возможно, стал самым важным в истории группы. Недавний саммит в Сан-Франциско между председателем Китая Си Цзиньпином и Байденом не изменил ничего структурного в столкновении между США и Китаем. Несмотря на краткосрочную частичную разрядку, холодная война становится все холоднее и в конечном итоге может стать горячей из-за проблемы Тайваня.
В конце концов, США, Япония, Европа, а также их друзья и союзники яснее, чем когда-либо, дали понять, что они намерены объединить усилия для противодействия Китаю. Япония, как принимающая сторона, наверняка пригласит ключевых лидеров Глобального Юга, которых она хочет привлечь к сдерживанию подъема Китая. Главным среди них был премьер-министр Индии Нарендра Моди. Хотя Индия (которая председательствовала в «Большой двадцатке» в 2023 году) заняла нейтральную позицию в отношении войны России на Украине, она уже давно вовлечена в стратегическое соперничество с Китаем, отчасти из-за протяженной общей границы двух стран, участки которой остаются спорными.
Даже если Индия не станет формальным союзником западных стран, она продолжит позиционировать себя как независимую, растущую державу, чьи интересы больше связаны с Западом, чем с Китаем и его фактическими союзниками (Россия, Иран, Северная Корея и Китай). Пакистан). Более того, Индия является формальным членом 4-стороннего диалога по безопасности с США, Японией и Австралией, явная цель которого – сдерживание Китая. Японию и Индию связывают давние дружеские отношения и общая история враждебных отношений с Китаем.
Япония также пригласила в «Большую семерку» Индонезию, Южную Корею (с которой она проводит дипломатическую оттепель, движимую общими опасениями по поводу Китая), Бразилию (еще одну ключевую державу глобального Юга) и президента Украины Владимира Зеленского. В каждом случае посыл был ясен: китайско-российская дружба «без границ» имеет серьезные последствия для того, как другие державы воспринимают Китай.
В своем итоговом коммюнике G-4 подробно объяснила, как она будет противостоять Китаю и сдерживать его в предстоящие годы. Она осудил китайское «экономическое принуждение» и экспансионизм в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, подчеркнула важность Индо-Тихоокеанского партнерства и сделала четкое предупреждение Китаю не нападать и не вторгаться на Тайвань.
Пытаясь «снизить риски» в своих отношениях с Китаем, западные лидеры остановились на формулировках, которые лишь немногим менее агрессивны, чем «разъединение». Но изменился не только дипломатический жаргон. Согласно коммюнике, усилия Запада по сдерживанию будут сопровождаться крупными инвестициями в экологически чистую энергетику и инфраструктуру по всему Глобальному Югу, чтобы ключевые средние державы не были втянуты в сферу влияния Китая через его инициативу «Пояс и путь».
Между тем, западно-китайская технологическая и экономическая война продолжает обостряться. Япония недавно ввела ограничения на экспорт полупроводников в Китай, которые являются не менее драконовскими, чем те, которые ввели США, а администрация Байдена с тех пор оказывает давление на Тайвань и Южную Корею, чтобы они последовали этому примеру. В ответ Китай запретил полупроводники, производимые американской компанией Micron, и начал ограничивать экспорт некоторых критически важных металлов, в производстве и переработке которых он имеет почти монополию.
Аналогичным образом, американский производитель чипов Nvidia, который быстро становится корпоративной сверхдержавой из-за растущего спроса на его передовые чипы для приложений искусственного интеллекта, сталкивается с новыми ограничениями при продажах в Китай. Американские политики ясно дали понять, что они намерены опередить Китай как минимум на поколение в гонке за превосходство ИИ. С этой целью Закон США о чипах и науке от 2022 года ввел масштабные стимулы для возобновления производства чипов.
Риск сейчас заключается в том, что Китай будет использовать свою доминирующую роль в производстве и переработке редкоземельных металлов, которые являются ключевыми ресурсами в переходе к «зеленой» экономике. Китай уже увеличил экспорт электромобилей примерно на 700% в стоимостном выражении с 2017 года и начинает использовать коммерческие авиалайнеры, которые в конечном итоге смогут конкурировать с Boeing и Airbus. Таким образом, хотя «Большая семерка» хочет сдержать Китай, не провоцируя эскалацию «холодной войны», реакция Пекина предполагает, что ему не удалось «направить нить иголки».
Конечно, китайцам хотелось бы забыть, что их собственная агрессивная политика способствовала сложившейся ситуации. В интервью, посвященном своему 100-летнему юбилею в мае, Генри Киссинджер – архитектор «открытия Америки для Китая» в 1972 году – предупредил, что, если две страны не найдут нового стратегического взаимопонимания, они останутся на пути столкновения, который может закончиться открытой войной. Чем глубже заморозки, тем выше риск насильственного кризиса и военных действий в этом десятилетии.
Даже без реальной горячей войны между США и Китаем, более холодная война будет означать большую фрагментацию мировой экономики, большую балканизацию глобальных цепочек поставок, большее снижение рисков или разделение, а также больше ограничений на трансграничные потоки товаров и услуг, капитала, людей, данных и знаний. Неолиберальная свободная торговля исключена; промышленная политика, «отечественная экономика», субсидии и безопасная торговля присутствуют, поскольку мир все больше делится на две экономические: монетарную, финансовую, валютную, торговую, инвестиционную и технологическую области.
ДРУГИЕ СЛОНЫ В КОМНАТЕ
В то же время, издержки изменения климата будут продолжать быстро расти. Теперь ученые ожидают, что в ближайшие пять лет средние глобальные температуры превысят доиндустриальный уровень на 1,5°С – цель Парижского соглашения по климату. Чтобы сдержать повышение температуры там, выбросы парниковых газов должны быть сокращены вдвое к 2030 году, что в принципе невозможно. Даже если все обязательства, взятые на COP-26 в Глазго и COP-27 в Шарм-эль-Шейхе, будут выполнены – а это очень большое «если», – температура все равно будет на пути к тому, чтобы к концу столетия подняться на 2,4°C выше доиндустриального уровня. В отсутствие реальных действий широко распространились «зеленое промывание», «зеленое желание» и «зеленая инфляция».
Хорошая новость в том, что существует множество технологических вариантов, которые могут ускорить декарбонизацию и помочь достичь нулевых выбросов с ограниченным влиянием на экономический рост: возобновляемые источники энергии, улавливание и хранение углерода, чистый и экологически чистый водород и ядерный синтез. Плохая новость заключается в том, что термоядерный синтез еще далек от коммерциализации, а многие другие варианты остаются дорогостоящими по сравнению с ископаемым топливом. Борьба человечества с изменением климата представляет собой замедленное, но ускоряющееся крушение поезда.
Ситуация усугубляется тем, что более бедные развивающиеся рынки и развивающиеся страны сталкиваются с мрачными экономическими перспективами. После анемичного восстановления после пандемии COVID-19 они столкнулись с бременем роста цен на продукты питания и энергоносители после вторжения России в Украину. Более высокая инфляция привела к снижению реальных доходов, а их валюты ослабли по отношению к доллару. Это, в сочетании с более высокими процентными ставками, привело к тому, что у многих возникли непосильные долги. По оценкам МВФ и Всемирного банка, около 60% бедных стран и 25% развивающихся рынков не могут обслуживать свои долги и им придется их реструктуризировать.
На этом фоне рост бедности, изменение климата, неравенство и социальная борьба могут легко привести к внутренней политической нестабильности или даже к краху государств, вызывая массовую миграцию и подпитывая тенденцию к экономическому популизму. В настоящее время большей частью Латинской Америки правят левые популисты, в то время как в других частях мира растет крайне правый авторитарный популизм.
В США Дональд Трамп является явным фаворитом на выдвижение от Республиканской партии на президентских выборах в следующем году и вполне может вернуть себе Белый дом. В Великобритании остается очень популярным демагогический Борис Джонсон . Италией управляет партия с фашистскими корнями, а крайне правая Марин Ле Пен остается де-факто лидером оппозиции во Франции. В Турции президент Реджеп Тайип Эрдоган после переизбрания продолжает укреплять автократическое правление. До нападения Хамаса Израилем управляла самая правая коалиция в его истории. И, конечно же, президент РФ Владимир Путин и Си сформировали новую авторитарную ось.1
За год, прошедший с момента появления Megathreats, ИИ стал еще более важной темой благодаря публичному выпуску генеративных платформ ИИ, таких как ChatGPT. Первоначально я предсказал, что архитектуры глубокого обучения («сети-трансформеры») произведут революцию в искусственном интеллекте, и, похоже, именно это и произошло. Потенциальные преимущества (и недостатки) генеративного искусственного интеллекта огромны, и они становятся все более очевидными. Положительным момент в том, что рост производительности может быть резко увеличен, что значительно повысит экономический пирог. Но, как и в случае с первой цифровой революцией и созданием Интернета и его приложений, потребуется время, чтобы такие достижения появились и достигли масштабов.
Риски, связанные с ИИ, также становятся очевидными. Многие беспокоятся о постоянной технологической безработице – не только среди низкоквалифицированных рабочих, но и среди творческих профессий. В крайнем сценарии экономика через два десятилетия может расти со скоростью 10% в год, но с безработицей на уровне 80%. Связанный с этим риск заключается в том, что ИИ станет еще одной отраслью, в которой победитель получает все, которая усиливает неравенство в доходах и богатстве.
ИИ также окажет аналогичное влияние на дезинформацию, в том числе посредством «глубоких фейковых» видеороликов и различных форм кибервойны, особенно в период выборов. И, конечно же, существует небольшой, но ужасный риск того, что достижения в области ИИ приведут к появлению AGI (общего искусственного интеллекта) и устареванию человеческого вида.
Споры о том, следует ли регулировать технологические компании более строго или даже развалить их, продолжают обостряться. Но очевидным контраргументом является то, что Америке нужны крупные технологические компании и компании, занимающиеся искусственным интеллектом, чтобы обеспечить свое доминирование над Китаем, который делает все возможное, чтобы стать военной сверхдержавой.
К счастью, если ИИ действительно приведет мир к 10-процентному годовому росту, то UBI или существенно большее перераспределение доходов вполне возможно. Более того, ИИ также может помочь нам справиться с другими мегаугрозами, такими как изменение климата и будущие пандемии. Хотя ни один из этих положительных результатов не может считаться само собой разумеющимся, учитывая силу и влияние, которыми обладают элиты, проблемы распределения всегда легче решать в условиях высоких темпов роста, чем в условиях низких темпов роста.
В то время как стагфляционные силы будут сдерживать экономический рост и усугублять мегаугрозы в среднесрочной перспективе, будущее может быть светлым, если мы сможем предотвратить антиутопический сценарий, в котором мегаугрозы разрушительно подпитывают друг друга. Нашим главным приоритетом будет пережить следующие несколько десятилетий нестабильности и хаоса.