Прерванная сцена
Действующие лица:
Свинья, разъевшееся животное; щетина ощерилась и блестит, вследствие беспрерывного обхождения с хлевной жидкостью Правда, особа, которой, по штату, полагается быть вечно юною, но уже изрядно побитая. Прикрыта, по распоряжению начальства, лохмотьями, сквозь которые просвечивает классический полный мундир, то есть нагота. Действие происходит в хлеву.
Свинья (кобенится). Правда ли, сказывают, на небе солнышко светит?
Правда. Правда, свинья.
Свинья. Так ли, полно? Никаких я солнцев, живучи в хлеву, словно не видывала?
Правда. Это оттого, свинья, что когда природа создавала тебя, то, создаваючи, приговаривала: не видать тебе, свинья, солнца красного!
Свинья. Ой ли? (Авторитетно.) А по-моему, так все эти солнцы — одно лжеучение... ась?
Правда безмолвствует и сконфуженно поправляет лохмотья.
В публике раздаются голоса: правда твоя, свинья! лжеучения! лжеучения!
Свинья (продолжает кобенится). Правда ли, будто в газетах печатают: свобода-де есть драгоценнейшее достояние человеческих обществ?
Правда. Правда, свинья.
Свинья. А -по-моему, так и без того у нас свободы по горло. Вот я безотлучно в хлеву живу — и го̀рюшка мало! Что мне! Хочу — рылом в корыто уткнусь, хочу — в навозе кувыркаюсь... какой еще свободы нужно! (Авторитетно.) Изменники вы, как я на вас погляжу... ась?
Правда вновь старается прикрыть наготу.
Свинья. Зачем отводить в участок? Ведь там для проформы подержат, да и опять выпустят. (Ложится в навоз и впадает в сентиментальность.) Ах, нынче и участковые одним языком с фельетонистами говорят! Намеднись я в одной газете вычитала: оттого-де у нас слабо, что законы только для проформы пишутся...
Правда. Так ты и читаешь, свинья?
Свинья. Почитываю. Только понимаю не так, как написано... Как хочу, так и понимаю!.. (К публике.) Так вот что̀, други! в участок мы ее не отправим, а своими средствами... Сыскивать ее станем... сегодня вопросец зададим, а завтра — два... (Задумывается.) Сразу не покончим, а постепенно чавкать будем... (Сопя, подходит к Правде, хватает ее за икру и начинает чавкать.) Вот так!
Правда пожимается от боли; публика грохочет. Раздаются возгласы: ай да свинья! вот так затейница!
Свинья. Что? сладко? Ну, будет с тебя! (Перестает чавкать.) Теперь сказывай: где корень зла?
Правда (растерянно). Корень зла, свинья? корень зла... корень зла... (Решительно и неожиданно для самой себя.) В тебе, свинья!
Свинья (рассердилась). А! так ты вот как поговариваешь! Ну, теперь только держись! Правда ли, сказывала ты: общечеловеческая-де правда против околоточно-участковой не в пример превосходнее?
Правда (стараясь изловчиться). Хотя при известных условиях жизни, невозможно отвергать...
Свинья. Нет, ты хвостом-то не верти! Мы эти момо̀-то слыхивали! Сказывай прямо: точно ли, по мнению твоему, есть какая-то особенная правда, которая против околоточной превосходнее?
Правда. Ах, свинья, как изменнически подло...
Свинья. Ладно; об этом мы после поговорим. (Наступает плотнее и плотнее.) Сказывай дальше. Правда ли, что ты говорила: законы-де одинаково всех должны обеспечивать, потому-де что, в противном случае, человеческое общество превратится в хаотический сброд враждующих элементов... Об каких это законах ты говорила? По какому поводу и кому в поучение, сударыня, разглагольствовала? ась?
Правда. Ах, свинья!
Свинья. Нѐчего мне «свиньей»-то в рыло тыкать. Знаю я и сама, что свинья. Я — Свинья, а ты — Правда... (Хрюканье свиньи звучит иронией.) А ну-тко, свинья, погложи-ка правду! (Начинает чавкать. К публике.) Любо, что ли, молодцы?
Правда корчится от боли.
Публика приходит в неистовство. Слышится со всех сторон: Любо! Нажимай, свинья, нажимай! Гложи ее! чавкай! Ишь ведь, распостылая, еще разговаривать вздумала!